Новости › Спорт › Экс-восьмая ракетка мира Михаил Стахович: ...И тогда я одолжил Ростроповичу подтяжки!

1 октября 2011 г. (00:44)

Экс-восьмой ракетке мира Михаилу Стаховичу исполнилось 90 лет. Наш корреспондент с поздравлениями побывал в гостях у ветерана в деревне Становое Липецкой области.

Отправляясь в Становое, что в 20 километрах от Ельца, я ощущал себя первооткрывателем Клондайка времен золотой лихорадки. Обалденной была даже самая первоначальная информация, полученная мной в Федерации тенниса России: оказалось, что русский человек входил в 52-53‑м годах прошлого века в ТОП-10. Более того, уникум этот жив-здоров и находится в России! Первым взять подробное интервью у такого мастодонта - уже журналистская удача.
Ну а дальше, пласт за пластом откапывая факты его фантастической биографии, я просто не верил найденному - да разве бывает такая золотая жила? Потомок русских эмигрантов, родившийся в Италии и впервые побывавший на родине предков лишь в 1981‑м. Чемпион Австрии по теннису и Тироля по бегу на средние дистанции. Человек, игравший на "Уэмбли" и виолончели. Причем музыкальный инструмент Михаил освоил лишь после 30‑ти, но так, что с ним не брезговал играть сам маэстро Ростропович, ставший Стаховичу большим другом. И вот теперь - липецкая деревня, в которую привела его любовь. Повторно женившись, ветеран на девятом десятке решился осесть в Становом. Хвала той русской барышне, что подарила мне возможность встречи со столь уникальным человеком на нашей земле!

60-летний МИШКА Михаил Михайлович встречает меня, стоя на крыльце своего нового дома на улице 9 Мая. Вокруг вовсю кипит работа: каток утрамбовывает щебень, самосвал готов выгрузить горячий асфальт.
Сын Стаховича, тоже Михаил, или Мишка, как его называет сам патриарх тенниса, лопатой выравнивает грунтовку в том месте, где скоро будет бордюр. «Мишке», кстати, уже за 60, и на юбилей отца он специально прилетел из Зальцбурга. Он плохо говорит по-русски, а с папой общается на невероятной смеси русского с немецким.
Мы сидим в просторном зале на первом этаже. Здесь совсем ничего не напоминает о теннисе. Даже фотографии, развешанные на стенах, - исключительно иллюстрации из семейной жизни. Вот Михаил Михайлович с сестрой, вот - с женой и сыном. В углу - футляры с виолончелями и старое пианино. Экспонаты, напоминающие о теннисном прошлом Стаховича, - выше, в его кабинете на втором этаже. Там в больших шкафах - фотокарточки с кубками, тетради в переплетах со статистикой его выступлений...
Михаил Михайлович заваривает чай и на почти чистом русском начинает свой рассказ. Захватывает настолько, что вопросы неуместны - надо просто слушать...

«БРАТ МОГ ПОЕХАТЬ НА ОЛИМПИАДУ В БЕРЛИН» - Революция застала моего отца в Стокгольме, - вспоминает Стахович. - Он был молодым дипломатом и только получил назначение в российскую миссию в Швеции. Там даже посольства не было - эта страна считалась малозначимой для великой Российской империи. В Европе шла война, и когда из России появились новости о начавшейся революции, папа принял решение не возвращаться, - продолжает рассказ Михаил Михайлович. - В тот год наша семья потеряла все. Родители переехали в Италию, потом в Австрию. Сначала родился мой старший брат Алексей - ему сейчас 93 года, он живет в Париже. Потом мы с сестрой.
Не заниматься спортом мы просто не могли - родители приучали к нему с младых ногтей. Я не только играл в теннис - еще и легкой атлетикой занимался, лыжами. Помню, как мы с братом выигрывали чемпионаты Тироля, - он побеждал на дистанциях 100 и 200 м, а я, соответственно, на 800 м и 1500 м. Газеты в Зальцбурге выходили с заголовками: «Братья Стаховичи опять впереди!». Я вам больше скажу - брат мог поехать на Олимпиаду в Берлин! Но его не пустил отец - настоял на том, чтобы Алексей остался в Зальцбурге и занимался учебой в гимназии, а не отправился в Вену на национальный отборочный турнир. Брат мой тогда бегал стометровку за 10,9 секунды. Рекорд Австрии был 10,6, а Джесси Оуэнc победил в Берлине с результатом 10,3. Так что у Алексея были неплохие шансы если не выиграть, то принять участие в Играх - точно.
В 16 лет меня уже называли «Профессором тенниса». Мы жили небогато, и я вынужден был подрабатывать, давая уроки тенниса в местном клубе. Платили 1 шиллинг за занятие. В 1938‑м Гитлер аннексировал Австрию, и многое изменилось. Получать я стал дойчемарки - так же, одну за урок.

140 ФУНТОВ ЗА ¼ ФИНАЛА - После войны я поступил в колледж и возобновил карьеру теннисиста. Всего несколько лет я провел любителем и за это время успел сыграть на "Ролан Гарросе"! Правда, не в рамках Открытого чемпионата Франции, а на Универсиаде. В 1947 году я дошел до полуфинала. И накануне очередного матча ко мне подошел мой дядя - папин двоюродный брат, Алексей. Он давно уже обосновался в Париже, а до революции был знаменит в России в том числе и тем, что был «ментором» - или наставником, если хотите - самого графа Михаила Сумарокова-Эльстона. Сопровождал его даже на Олимпиаде 1912 года в Стокгольме. Так вот дядя сказал мне: «Выйдешь в финал - получишь подарок». Увы, пробиться в финал я не смог, но дядя все равно подарил мне знаете что? Ракетку самого графа! Я бережно хранил ее 50 лет, прежде чем передал в Зал славы тенниса в Санкт-Петербурге.
К концу 40‑х мне было уже почти 30 лет. Во Вторую мировую я занимался лыжной подготовкой офицеров вермахта и служил связистом в Альпах. Война многое отняла и, конечно, помешала моей карьере. Я мог бы выступать на турнирах «Большого шлема», сыграть на Уимблдоне, - легендарный турнир Михаил Михайлович по-европейски называет с ударением на "и". - Но судьба распорядилась иначе. В 1948 году я собрался жениться, и мне очень нужны были деньги. Так я стал инструктором в одном швейцарском клубе. В тот самый момент, когда я поставил подпись под контрактом, я тут же получил статус профессионала, и дверь на Уимблдон для меня захлопнулась. До Открытой эры оставалось еще долгих 20 лет...
Это, наверное, моя главная трагедия в жизни - я так и не узнал, чего мог бы добиться на изумрудных кортах лаун-теннисного клуба. Всю свою жизнь я впоследствии играл на ветеранских турнирах с легендами тенниса того времени. С великим Фредом Перри, который мне казался таким старым, что я даже стеснялся его обыгрывать, с Панчо Гонсалесом, с Ярославом Дробным. Выигрывал, проигрывал... Но мог только догадываться, как бы все сложилось, встреться мы на Уимблдоне!
- То, что я был в десятке лучших теннисистов мира, - это, конечно, своего рода условность, - признает Стахович. - Тогда не было рейтингов, а места распределялись по итогам чемпионата мира, который ежегодно проходил на легендарном стадионе «Уэмбли». В 1952-1953 годах я доходил там до четвертьфиналов в одиночном разряде и полуфиналов в парном. Кстати, получал за это по 140 фунтов - вот такие смешные по сравнению с нынешними у нас были гонорары. Исходя из этих результатов я был в восьмерке сильнейших профессионалов планеты. Хотя, если оставаться честным перед собой, не мое это было место. На турнир приезжали максимум четыре игрока от страны, а на тот момент было несколько американцев, которые не попали на "Уэмбли", но играли лучше меня. Так что реально мое место - где-то 12-13‑е.