А вы задумывались об эпиляции диодным лазером? Ведь лазерная эпиляция – это инновационный метод борьбы с лишними волосами на теле. Открылся новый центр лазерной эпиляции в Москве – Epilas, всё используемое оборудование высочайшего европейского качества производства Германии: MeDioStar Next PRO
При этом цены самые низкие в Москве, без каких-либо дополнительных акций или скидок. Так, например, лазерная эпиляция ног полностью будет стоить всего 2500 руб., а если оплатите курс из 5 процедур, то дополнительно получите скидку 30%.
Проблема нелегальной занятости иностранцев не столько в самих мигрантах, сколько в российском рынке труда. Так считает заведующая лабораторией миграции Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, содиректор Центра миграционных исследований Жанна Зайончковская.
В интервью «Росбалту» она рассказала, как менялось законодательство в этой области и почему оно до их пор не работает.
- Жанна Антоновна, прежде чем говорить о теневом рынке труда, хотелось бы понять, о многих ли иностранцах мы знаем в принципе. Всех ли видим? Можем ли посчитать?
- Ситуация с регистрацией мигрантов сегодня намного лучше, чем была, скажем, четыре года назад. Это достижения реформы 2007 года, когда были очень сильно упрощены правила регистрации мигрантов. Сейчас 80-85% иностранцев становятся на учет - это легко проследить, сопоставив число зарегистрированных с количеством выданных миграционных карт.
В процент незарегистрированных попадают те, кто просрочил срок выезда по миграционной карте, и те, кто просто очень долго ищет адрес. Эта проблема есть. Экспертное сообщество не раз предлагало ввести безадресную регистрацию, чтобы прямо на вокзале или в аэропорту выдавалась мигрантская карточка. Такая карточка могла бы нести определенную информацию: например, из какой страны человек приехал, где работал, на протяжении какого времени, когда въехал и выехал. Как показывает наше исследование, половина мигрантов все равно не живут там, где они зарегистрированы.
- Мигранты часто покупают эти адреса?
- Случается - платят пьяницам. Но кого-то регистрируют работодатели, многие регистрируются у знакомых, но не живут у них. Поэтому фискальное значение такого адреса небольшое. А в то же время иногда это создает проблемы для российских граждан, которые соглашаются зарегистрировать иностранца. Человек уехал, с учета не снялся - хозяевам приходится за него платить. Кто регистрирует чужих людей? Одинокие пенсионеры. Бывает, кому-то надо срочно продать квартиру, а тут этот «висяк». Конечно, собственнику в смысле отъема жилья ничего не угрожает, потому что регистрируют на определенный срок: на три месяца, на год. Но, в общем, это иногда становится дополнительной морокой для российских граждан.
Куда хуже с разрешениями на работу. Здесь нужно начать с истории. По законодательству 2007 года мигрант устраивался на работу после получения трудовой карты. Чтобы получить трудовую карту, надо было иметь регистрацию, медицинскую справку, ну и паспорт гражданина какой-нибудь страны - все. По ней человек мог наниматься на любую работу, к любому работодателю - без дополнительных разрешений. Число «белых» работников после введения таких правил удвоилось.
- И что? Все стали работать легально?
- На самом деле не так все просто. По разным оценкам, до реформы 2007 г. официально работали 15-20% иностранцев. После реформы - 30-35%. Как это посчитали? О каждом нанятом иностранце работодатель должен был послать уведомление в службу занятости и в налоговую инспекцию. Так вот на сто выданных трудовых карт пришло только 35 уведомлений. Вывод: остальных наняли «в черную». С одной стороны, стало понятно, что недостаточно предоставить мигранту свободу трудоустройства, чтобы обеспечить официальный наем. С другой, - что проблема не столько в самих мигрантах, сколько в нашем рынке труда, в работодателях, которые не хотят нанимать людей «в белую».
Причем наши исследования показали очень существенные расхождения между статистикой и ответами иностранцев. По ответам получалось, что больше половины мигрантов работают по договору. Иными словами, они думали, что так работают. Им давали подписывать какую-то бумагу, - они подписывали. Официальный это контракт или филькина грамота, многие из них понятия не имели.
Но вместо того, чтобы последовательно устранить недочеты законодательства, усовершенствовать механизм его действия, чтобы подняться выше этих 35%, у нас сделали большой шаг назад и ввели дополнительный барьер - систему квотирования.
- Законодательство стало строже, чем было до либерализации?
- Да. И в значительной мере под давлением Москвы. Довольно долго федеральное правительство не отвечало на ее требования. Это с началом кризиса шаги по ограничению доступа мигрантов на рынок труда приобрели значение политических. Нужно было успокоить население, которое всегда подозревает, что иностранцы у него забирают сладкие рабочие места.
И теперь разрешение на работу иностранца должен получить и работодатель, и мигрант, да и то если они вписались в квоту. По сути же квоты ничего не регулируют. Это было ясно с самого начала, поскольку у нас нет основы для определения квот: мы не знаем нашего рынка труда. Но квоты дали работу службе занятости, и она стояла насмерть за них, в то время как ФМС с самого начала относилась к этому скептически.
Квота стала источником коррупции. В том числе и в Москве. Дело даже не в посреднических структурах - их не так много. Коррупцию стимулируют сами чиновники. Типичный рассказ наших респондентов-мигрантов (из Средней Азии, например): «Мне друг позвонил: работа есть. Я приехал: работа есть, а квоты нет. Деньги заплатил - и квота есть».
В общем, никакой регуляции не случилось. Кроме того, в тех районах, где, как в Москве, мигрантов много, квоты исчезают ближе к маю. Середина года - их уже нет. Есть процедура увеличения квот. Но она очень тягомотная - на три месяца. За эти три месяца лето пройдет, и стройка кончится. Это слишком долгий срок для сезонных работ. Тем временем, скажем, на Дальнем Востоке выбирается далеко не вся квота. Потому что нет объективной основы для определения хотя бы количества квот, не говоря уже о какой-то профессиональной структуре.
- Как введение квот и усложнение процедуры найма сказалось на размерах теневого рынка?
- Мы зафиксировали резкий рост неформальной занятости и, следовательно, уменьшение налоговой базы. Все эти шатания с правилами найма мигрантов, безусловно, показывают, что нужно нам самим, россиянам, учиться работать «в белую». Мигрантский рынок труда по определению не может быть более открытым, чем национальный. Там объективно больше возможностей для злоупотреблений - со стороны как мигранта, так и работодателя. Если экономисты считают, что у нас где-то четверть рынка труда в «тени» (а в строительстве - более половины), то для мигрантов эта цифра никак не может быть меньше.
Особенно ущербно для экономики, что квоты - почти непреодолимый барьер для малых предприятий, из-за которого они вынуждены либо сворачиваться, либо работать «в черную». По исследованиям, 30% работодателей говорят, что нанимают мигрантов, потому что не могут найти своих работников на рынке труда.
В мире разработана прозрачная система: работодатель вывешивает на бирже труда вакансию, она висит две недели или месяц, если никто из местных не откликается, - работодатель имеет полное право нанять мигранта. В Москве такая система есть, но она опять-таки завязана на квотировании. Двойной механизм. Мы хотим, чтобы работодатель работал честно, но на каждом шагу ему не верим и, в конечном итоге, даже добросовестных толкаем в «тень». Предприятия сейчас не содержат лишних штатов, как раньше. У работодателя «резервных» сотрудников нет. Ему работник нужен сегодня - не через год, не через два месяца.
- А внутренняя миграция не выход?
- Абсолютно нет. О трудовых ресурсах из регионов вспомнили во время кризиса. Путин везде говорил: мы защищаем своих граждан, работа, прежде всего, - им. И это справедливо. Служба занятости предложила оплачивать людям из малых городов переезд туда, где есть работа. Но сами понимаете, что значит для семьи сняться с обжитого места. К тому же в кризис. Где есть работа? Только в Москве, Петербурге и Свердловске - больших городах, которые как раз и собираются защищать от мигрантов.
К тому же очень многие россияне (по нашим оценкам, около трех миллионов человек) работают не там, где живут. Чаще всего в соседних больших городах, а иногда и дальше. То есть они активно ищут работу, но переехать с семьей насовсем в нынешних условиях очень трудно.
- Но у нас же много безработных?
- Безработица будет всегда. Небольшой процент, но будет. Вы не можете доставить рабочее место к каждому безработному. Он безработный, а члены его семьи работают. Переезжать он не хочет. И что делать?
- И все-таки москвичи, мягко говоря, корят иностранцев за то, что те отбирают хлеб у коренного населения.
- Подавляющее большинство мигрантов занимают непрестижные рабочие места (не только в России - везде) - это уборка улиц, стройка, ремонт, помощь по дому, уход за больными. Москвичи крайне редко соглашаются на такую работу. Местное население благодаря этому получает огромные выгоды: оно может выбирать более привлекательную работу. Особенно это касается молодежи, которая сразу стартует с более выгодных позиций на рынке труда.
Есть очень хороший маркер потребности в мигрантах: если вы приезжаете в незнакомый город и видите, что дворниками работают местные жители, - значит, мигранты этому городу не нужны.
Все ругают мигрантов: дескать, приезжают неграмотные, живут в бытовках, говорят плохо. А кто такой чересчур грамотный согласится делать то, что делают мигранты? Самый большой спрос на рынке труда именно на неквалифицированный труд. Мигранты нужны потому, что в России трудоспособного населения очень мало. В Москве сейчас, к примеру, в пятых-шестых классах учится всего 50% детей по отношению к выпускникам. Людей, уходящих на пенсию, некем заменить.
- Но если мы рассчитываем на долгосрочные отношения с иностранцами, выходит, есть смысл вводить для них специальные образовательные программы - по повышению квалификации, языковые?
- В некоторых случаях - безусловно. Но что касается мигрантов, занятых на самой неквалифицированной работе, то тут мы заинтересованы в циклической работе: отработали сезон - уехали. Хотя так получается не всегда: по нашим исследованиям, примерно четверть мигрантов живут в России годами.
Что касается языка, то он, если посмотреть на историю переселений, никогда не был главным фактором, определяющим успешность миграции. Квалифицированным специалистам он необходим, остальные же быстро выучивают его в том объеме, который им требуется в работе и быту. Однако доступные для мигрантов в финансовом отношении языковые программы, конечно, нужны, чтобы тот, кто хочет выучить язык или улучшить это знание, имел такую возможность.
- Многие опасаются, что, в конечном итоге, чужой язык придется учить коренному населению. Как, на ваш взгляд, дальше будут складываться наши отношения с соседями из Средней Азии?
- Поскольку без иностранной рабочей силы нам не обойтись, необходимо учиться терпимости и уважительному отношению к людям другой культуры. Мы - принимающее общество, и именно от нас в большей мере, чем от приезжающих, зависит местный социальный климат.
Что касается Средней Азии, то ее миграционный ресурс не так велик, как кажется. В основном, он будет исчерпан в течение двух десятилетий. Но не исключено, что на смену этим мигрантам придут другие. Например, китайцы.