Новости › Культура › Русские книги должны экранизировать русские режиссеры

22 апреля 2011 г. (16:10)

Чтобы прославиться в современном кино, проще всего снять наиболее выдающуюся мерзость.

Но настоящие режиссеры должны оставлять зрителю право на воображение. А настоящее национальное кино может снять только режиссер с соответствующем культурным багажом, носитель специфического менталитета. Об этом и многом другом «Росбалту» рассказал накануне стартовавшего в Москве первого фестиваля нового чешского кино CZECH IN оскаровский лауреат, самый «чешский» из современных режиссеров Чехии Иржи Менцель, снявший одну из лучших экранизаций романа Владимира Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина».

- Очень трудно оценивать самого себя, однако скажите, насколько верно мое ощущение, что ваши фильмы являются выражением самого понятия «чешского». Я очень люблю Милоша Формана, но Форман - это «всемирное» кино.

- Это правда.

- Однако ваши фильмы значительно отличаются от того образа чехов и Чехии, который сегодня есть в России. У нас по-прежнему Чехию, в первую очередь, ассоциируют с бравым солдатом Швейком Ярослава Гашека, и в массовом сознании знания о культуре Чехии на этом обрываются.

- Это старый стереотип.

- А возможно ли для русских сегодня понять современных чехов?

- Вся сложность в том, что Швейк популярен. Он притягивает внимание больше, чем что-либо другое. Например, по сравнению с Гашеком, я больше ценю Карела Чапека. И он также писал не для элиты. Или, например, Богумил Грабал. Я многому научился у него. Думаю, у нас с ним была одна группы крови. И его активно переводят на русский.

Что касается Швейка, то он, к сожалению, в своей простоте ничего не скрывает. Он простой - но простой по-своему. А именно - немного злой. Я это понял когда снимал «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» по Войновичу. Часто говорят, что он похож на Швейка, но я думаю, что между ними не так много сходства. Чонкин человечнее.

Потому что сам Гашек не был человечным. Он был эгоистом и немного глуповат. Он был гениальным, но плохо относился к людям, в отличие от Грабала, от Чапека, от Карела Полачека и даже в отличие от Кафки.

- Вы хотите сказать, что Чапек - менее человечный, чем Кафка?

- Кафка интересовался самим собой. А Гашек был экстраверт. Но, я думаю, что произведения Кафки исходят из сочувствия к людям. Очень сложным образом, но «Превращение», «Замок», «Процесс» - это все попытки описать страх человека перед самим собой, но это не выражение нелюбви к окружающему миру. А у Гашека есть злость в отношении окружающего мира.

- Давайте вернемся к фильмам. Я уже говорил, в России знание о современной чешской культуре очень ограничено, массовый зритель помнит разве что чешские фильмы-сказки. А в Чехии также плохо знают современное российское кино?

- Плохо. Но вообще я сам не особенно часто хожу в кино. Я смотрю старые ленты.

- Насколько старые? У меня есть знакомый, который говорит, что кино умерло после того, как стало цветным...

- Я говорю несколько иначе. Двадцатый век принес две катастрофы - изобретение атомной бомбы и звуковой фильм.

- Вы еще дальше отступаете во времени...

- Потому что звук, а главное цвет, забрали у зрителя право на воображение. Зритель немого фильма должен был домысливать, «включать» свою голову. А когда вы современному зрителю включаете немой фильм, он быстро засыпает. Он не привык думать, домысливать. Это касается как звука, так и цвета. А еще больше - современных совершенных технических приемов, когда проработаны самые мелкие детали. Мы уже не осмысливаем, мы только смотрим, что делается на экране. Уже нет стремления понять героя. Мы только пялимся на это зрелище, как на аквариум.

- А вы как-то боретесь с этой тенденцией в своих фильмах?

- Я хочу, чтобы люди радовались, все время подбрасываю им что-то интересное, но это сложно, потому что создается много фильмов, направленных именно на привлечение публики. А привлекательнее всего агрессия. Сегодня, когда хотят сделать в кино карьеру, тогда снимают криминальный фильм или что-то совсем мерзкое. Мерзости всегда оказываются на первом плане, поскольку успешно привлекают внимание публики.

- Если бы вы после «Чонкина» выбирали что-то из русских произведений XX века, что бы вам хотелось экранизировать?

- Я не хотел делать и «Чонкина». Я говорил, что «Чонкина» должен делать русский. Потому что это очень русская книжка. У нее совершенно русская душа. Продюсер пробовал найти режиссера для этого фильма в России, но наткнулся на высокомерие и нежелание делать комедию про русскую армию. Поэтому он вернулся и попросил Яна Сверака (чешский режиссер - «Росбалт»), чтобы тот меня уговорил.

Я согласился на тех условиях, что Сверак будет со мной делать сценарий, что играть будут по-русски и русские актеры, что должны быть русские эксперты, при этом, я не хочу снимать фильм в России. Потому что там на нас будет постоянное давление.

Получилось так, что мы построили съемочную деревню, и, по стечению обстоятельств, рядом жили переселенцы с Украины и они у нас были в массовке. Во время съемок я познакомился с фантастическими русскими актерами, выбор был потрясающий и я очень полюбил этих актеров. Они были убедительны как дети.

- А другие попытки снимать фильмы по русским произведениям у вас были? - Когда мне не разрешали снимать в Чехии и один функционер из Госкино взял меня в Москву. Пригласил меня советский Союз кинематографистов. И здесь я встречался с одним выдающимся деятелем с Мосфильма, который спросил меня, не хочу ли я сделать какой-нибудь русский фильм. Я вспомнил о своих впечатлениях от прочтения Бунина и ответил, что хотел бы снимать Бунина. Но я «вляпался» с таким ответом. Он мне ответил, что не знает такого писателя, хотя это было в 1970-е годы. Этим я закрыл себе возможность работы в СССР.

Был у меня еще такой потрясающий опыт. Советский сценарист и заслуженный артист Николай Фигуровский, которого пригласили в Чехию работать вместе с Ваврой над фильмом, посмотрел в Праге мои работы. Я ему понравился, и он предложил снять чешско-советско-итальянский фильм про Гарибальди. Поскольку он был из Советского Союза, то сумел это «пробить». Он дал интервью одной из ведущих газет и сказал, что Менцель будет участвовать в этом проекте.

Однако это вывело из себя главного драматурга студии «Баррандов», который всегда был против меня. Он пошел к генеральному директору и возмутился: Как это вообще возможно разрешать Менцелю! На что директор ему ответил: а почему собственно он не может этого делать? И послал драматурга в Москву - договариваться о создании совместного проекта. Но тот приехал в СССР с полицейским доносом о том, с кем и по какому поводу Фигуровский встречался в Чехии. Так что этот советский режиссер больше уже никогда в Прагу не приезжал. Ну а мне так и не удалось поработать с Мосфильмом.

Хотя я очень люблю русских авторов, например, Чехова или Толстого. Люблю и некоторых из тех, что выходили в 1950-е годы, в частности, Кузнецова. Некоторые вещи очень человечные, скажем, Солженицын, в основном первые рассказы: «Матренин двор», «Один день Ивана Денисовича». Это великая литература.

Но поскольку я их уважаю, я знаю, что мне нельзя по ним снимать. Это было бы опрометчиво. Надо снимать чешских авторов, а они, дураки, ничего не пишут.

Беседовал Иван Преображенский