А вы задумывались об эпиляции диодным лазером? Ведь лазерная эпиляция – это инновационный метод борьбы с лишними волосами на теле. Открылся новый центр лазерной эпиляции в Москве – Epilas, всё используемое оборудование высочайшего европейского качества производства Германии: MeDioStar Next PRO
При этом цены самые низкие в Москве, без каких-либо дополнительных акций или скидок. Так, например, лазерная эпиляция ног полностью будет стоить всего 2500 руб., а если оплатите курс из 5 процедур, то дополнительно получите скидку 30%.
В Екатеринбурге станцевали балет на оборонном предприятии - в рамках Уральской индустриальной биеннале Вячеслав Самодуров показал свою постановку «H₂O».
По старинному обыкновению этот завод называется нейтрально - «Уралтрансмаш», но пока машина едет по его территории, успеваешь заметить как минимум десяток видов того транспорта, что лучше всего удается в нашем отечестве - на гусеницах и с пушками. Один из гигантских цехов этого сурового предприятия на два дня оказался заселен людьми, от оборонки очень далекими - Екатеринбургский балет, участвующий во Второй Уральской индустриальной биеннале современного искусства, показывал здесь премьеру спектакля Вячеслава Самодурова «H₂O». Сначала свеженький балет посмотрели рабочие завода, затем городское начальство, и только потом прошел показ для всех желающих.
Колоссальный ангар расчищен, в середине выстроена сцена. Меж белым задником, на который транслируется видеопроекция (то желтоватый, то серебряный диск с волнистыми узорами), и этой сценой - длинное, холодное, пустое пространство. Иногда его демонстративно медленно преодолевают идущие на сцену или покидающие ее артисты, иногда это пространство «убирается» светом - но от того не перестает существовать.
Не уютный мирок театра-планеты, где нырнешь в кулису и рядом родная гримерка, но выход в большой и не слишком уютный мир.
Вячеслав Самодуров, 38-летний экспат, бывший премьер английского Королевского балета, стал худруком в Екатеринбурге год назад. Его новый балет - ну да, о балете же. Впрочем, не только о нем.
В начале спектакля - дуэты танцовщиков и балерин в привычной танц-униформе эпохи миллениума - на парнях лишь трусы, на девушках еще и топы. Рабочая одежда, на которую не отвлекается взгляд. В музыке - голос скрипки (фонограмму собирал местный композитор и диджей Виталий Жеребцов, используя в работе самый разный материал - от Крейслера и народной испанской музыки до агрессивных современных мелодий). В пластике - то сочетание пробегающей по телу артистов вертикальной волны и пуристски закрытых позиций ног, по которому узнаются сочинения нынешнего екатеринбургского худрука.
Сочетание это дает два одновременных сигнала: нерва, дрожания воздуха, возможной опасности (отклонение от вертикали - для «классиков» почти ересь, хотя разбирающий эту вертикаль Уильям Форсайт уже лет сорок работает в Европе), и - надежности, уверенности, гордости профи (что бы ни было - ноги все равно встанут так, как в древнем великом учебнике).
Общее впечатление - свежесть и свобода.
Но нерв нарастает, в музыке вместо струнных появляются капающе-пузырящиеся звуки, и пластика теряет гармонию, движения становятся более резкими и более механическими. А на телах артистов появляется в огромном количестве краска - нарисованные яркие трико. Строгости профессии уже недостаточно - человечество ей уже не доверяет, надо привлекать внимание более эффектными и понятными средствами. Лозунг одноклеточных «будьте проще и люди к вам потянутся» оказывается воплощен в танце - балет стремится превратиться в танцпол.
Не сложность настоящего брейка (что тоже может быть искусством), но лишь намеки на эти движения. Отрывистые, угловатые жесты - и катастрофическое отсутствие внутреннего контакта, тонкого понимания друг друга - при обильных физических контактах.
Апофеоз этой «простоты» и этого «притяжения людей» - марш рабочих, которые колоннами входят в спектакль. Обыкновенно одетые мужики и явственные тетки из бухгалтерии повторяют движения артистов, упростившиеся до формата утренней зарядки или жестов регулировщика - сосредоточенно, с суровыми пугающими лицами (в спектакле заняты реальные рабочие завода, перед премьерой Самодуров специально благодарил старательных добровольцев).
Но финал таким быть не может - хореограф не верит в то, что все будет так плохо.
На сцене начинается дождь - натурально, сверху льется вода: долго, мелко, монотонно. И этот дождь начинает смывать анилиново-яркие краски с людей, и освобождающийся народ с наслаждением плюхается в лужи (если на мокрый балетный пол рухнуть с разбега, то можно с детским удовольствием прокатиться на животе), а в отношениях внутри «главного» дуэта вновь выстраивается взаимопонимание. В финале - долгое, нежное, сложное адажио, что ничуть не старается понравиться публике во что бы то ни стало и потому совершенно завораживает зал. С этим отказывающимся играть в поддавки искусством - и с нами - все будет хорошо.
